Нескромное обаяние порока.

Режиссер однажды сказал, что очень не любит отвечать на вопросы репортеров. Для Альмодовара самая скучная тема для беседы — сам Педро Альмодовар, слегка ему поднадоевший, и от которого он все время стремиться улизнуть, придумывая разные невероятные истории. В этом есть определенное сходство с еще одним почтенным мастером – Федерико Феллини, но на этом в принципе оно и заканчивается.

На Парижском фестивале 1988 года, Альмодовар позабавил журналистов, давая рекомендации начинающим кинематографистом, и говорил о том, что в этом деле просто необходимы обаяние, дар убеждения, вера в себя, а также коварство и цинизм.

Хичкоковский прием

Сексуальность, лежащую в основе желания, Альмодовар кладет в основу и своих постановок, позаимствовав для этой цели хичкоковский принцип: снимать сцены любви так, будто речь идет о чем-то совсем другом. Так, в «Свяжи меня!» страстное телесное слияние Виктории Абриль и Антонио Бандераса на самом деле преподносится как акт куртуазного общения, приближающего героев к познанию самих себя. А все объятия в «Высоких каблуках» являются достаточно очевидной вариацией на тему материнской любви. И подобные ракурсы могут смещаться до бесконечности, ибо Альмодовар постоянно переосмысляет и деформирует половую принадлежность своих персонажей. Однако с течением времени сексуальность перестает быть главной составляющей всех желаний и чувств в его фильмах, которые и композиционно тоже начинают строиться несколько иначе. Первые, правда, еще очень слабо ощутимые перемены можно обнаружить уже в «Женщинах на грани нервного срыва». Вся история там построена на комической невозможности общения женщины со своим любовником, однако самое главное заключается как раз в том, что она собирается ему сказать: а она хочет сообщить ему о своей беременности. И вот к этой идее зарождения новой жизни Алмодовар все чаще и чаще обращается в своих последних фильмах. Чудо рождения в начале «Живой плоти», а затем в «Цветке моей тайны» и «Все о моей матери» говорит о том, что это уже совсем другой взгляд на тело, которое дарит человеку жизнь. Все это свидетельствует о зрелости кинематографиста, отметившего в начале нового столетия свой полувековой юбилей, ибо теперь по-прежнему продолжая наслаждаться жизнью, он все чаще начинает задумываться о смысле существования. А надо сказать, эта способность меняться с годами дана далеко не каждому, и тем более поражает, как в своих фильмах, статьях и интервью, когда речь заходит о его прошлом, Альмодовар умудряется высказывать в высшей степени суровые и трезвые оценки, не теряя при этом ни грамма свойственного ему чувства юмора и целомудрия. Однако никакие перемены не способны заставить его изменить самому себе и остепениться, хотя в его сюжетах и стало больше чувств, а не чувственности. Ибо, о чем бы ни говорил Педро Альмодовар в своих фильмах, по-настоящему его всегда волновало только одно чувство, одно-единственное желание.

Патти Дифуса и другие тексты

На русский язык переведена одно прозаическое произведение Альмодовара —  «Патти Дифуса и другие тексты». Главный персонаж – безрассудная душа богемного Мадрида, героиня эротических фотороманов, международный секс-символ и интернациональная порнозвезда, живой идеал поп-арта как нормы жизни. Патти Дифуса – вожак, гид, или, если угодно, чичероне по самым злачным уголкам испанской столицы. Со слов создателя, она – «кузина всех этих заблудших девчонок, населяющих картины, которые снимает дуэт Уорхол-Морриси и ранний Дивайн. Во вступлении Альмодовар просит относиться к его книге «с той же беззаботностью», с которой она была написана.

С «Нескромного обаяния порока», почти во всех его фильмах есть присутствие религиозной темы. Местами она приобретает безвкусный оттенок, как кадр литографии с изображением Иисуса и Девы Марии, с которого начинается «Свяжи меня!»

Таков  общепризнанный гений современного киноискусства, Педро Альмодовар, один из афоризмов которого звучит так: «Всё, что считается нормальным, всегда на поверку оказывается глубоко извращенным».